Общество обычно старается забыть войну, вытеснить ее из коллективного сознания. Вернувшиеся с войны пьют, молчат, а если родственники просят их рассказать “что там было”, они отмахиваются, потому что "правды о войне не расскажешь".
Послевоенная политика обычно строится так, чтобы общество как можно быстрее реабилитировалось и смогло жить регулярной мирной жизнью. Судьба каждого человека, прошедшего через войну - изломана. Одним удается с этим справиться, другим - нет. Мало сказать, что война - жестока. Фрэнсис Коппола снял лучший фильм о войне, показав в нем, что для каждого бойца война - это плавание вверх по реке насилия. И с каждым новым отрезком маршрута открываются все более ужасные, иррациональные стороны этого насилия. Ты больше не свидетель, и даже не человек. А просто часть какого-то древнего дочеловеческого ритуала. Перед тобой измененный мир. Который воспринимается уже не твоим, а каким-то "измененным" сознанием.
Такова история полковника Буданова. Кадровый офицер с хорошей карьерной перспективой, когда-то в молодости служил в Венгрии, в 1995 принял участие во второй чеченской войне, затем четыре года учился, получил полковника и командование гвардейским танковым полком. Это было еще при Ельцине. А Путину в 2000 году он уже сослужил "плохую службу".
В то время ранний Путин, как умел, выполнял свою миссию замирения Чечни, оставленную ему Ельциным. И это у него получалось. В известном смысле в 2000 году в Урус-Мартановском районе уже была "не война". Именно поэтому дело полковника Буданова быстро получило ход, а не было замято. На войне могли бы списать. На войне много трупов, в том числе и гражданских. На войне свой счет, плюс-минус одна Кунгаева.
Но это было замирение. Из протоколов хорошо видно, до какого ужаса могут дойти гарнизоны, стоящие вне военных действий - проверка боеготовности в виде пальбы по соседней деревне, бросание гранат в печку в собственной палатке в виде брутальной шутки, жуткое пьянство (пьяных контрактников временами приходится связывать и бросать в яму) и в конечном счете - придумывание собственной войны. В состоянии делирия можно построить собственную линию фронта, получать разведданые, приписывать местным жителями те или иные функции в этой военной игре больного сознания - одного делать информатором, другую - снайпершей...
В отличие от полковника Куртца из “Апокалипсиса сегодня”, Буданов, насколько можно судить, вскоре после задержания вернулся на "эту сторону луны". Он, видимо, понимал, что для кадрового офицера российской армии заплыл слишком высоко по реке войны. Пока он сидел, его начали поднимать на щит в качестве "русской жертвы" наши удальцы, скорбящие о попранности прав русского народа. Но сам он - в отличие, например, от полковника Квачкова - не стал примерять на себя роль лидера клоунского "сопротивления". Он просто жил в пространстве "после совершенного".
Освобожденный по УДО, он, как оказалось, не стал скрываться, хорошо зная, что не прощен чеченцами и лишить жизни его могут в любую минуту. Как написал главный редактор сайта "Либерти.ру" Вячеслав Данилов у себя в блоге: "Какое же это убийство? Это - самоубийство посредством духа чеченской девушки". Хочется верить, что Юрий Буданов в тюрьме научился молитве и просил о том, чтобы Господь простил его... Тем временем, сейчас, когда я пишу эти слова, - благодаря генератору блогов передо мною проносятся заголовки постов - и я вижу, как к месту гибели Буданова стянуты 15 машин ОМОНа, что "Герой России Буданов убит", что "футбольные фанаты намерены...".
Убийство Буданова будет отыграно политически всеми сторонами, все версии будут высказаны, все «qui prodest?». Новая война и новое насилие, которые всегда дремлют под тонкой коркой временного мирного благополучия, должны напомнить о себе. И кто-то непременно должен выгодно «продать» эту угрозу на рынке торговли угрозами.
Прожив такое длинное постсоветское двадцатилетие, мы заранее знаем все возможные повороты сюжета в таких историях. Мы знаем как именно каждая из сторон будет объяснять себе эскалацию насилия. Мы знаем, как именно центральная власть оказывается загнана в коридор ограниченных возможностей в условиях конфликта. Мы знаем, как потом люди, живущие в зоне непрерывного насилия, пытаются найти объяснение его причин вне самих себя… И как трудно потом придется обществу вытеснять из коллективной памяти свое собственное участие в этом насилии.
Комментарии отсутствуют