Отметим прежде всего, что только 10% жителей сразу же интерпретировали произошедшее как падение метеорита, тогда как у 90% возникли иные предположения. Удивляться, вроде бы, нечему: понятно, что в первую очередь в подобной ситуации в голову и должны приходить менее экзотичные версии. Однако ведь в тот же день, 15 февраля, вблизи Земли пронесся крупный астероид. СМИ так много говорили о нем и так настойчиво успокаивали аудиторию экспертными заключениями о полном отсутствии опасности, что это могло бы, кажется, если не породить массовую тревогу, то уж как минимум актуализировать в массовом сознании тему космических угроз. Но видимо, сегодня «человек с улицы», реагируя на избыточную концентрацию сенсаций и кошмаров в «медийной реальности» (в рекламе, в криминальных хрониках, в сюжетах о паранормальных феноменах, в политической конспирологии и т. д.), удерживает подобную информацию где-то на периферии внимания и, как правило, не соотносит ее с повседневностью, с собственным опытом.

Но что же все-таки привиделось большинству – тем, кто не сразу понял, что произошло? Этим респондентам был задан соответствующий открытый вопрос, и оказалось, что самая распространенная версия, намного превосходящая прочие по числу упоминаний, – падение или взрыв самолета (40% опрошенных). Еще 8% опрошенных сочли поначалу, что наблюдают последствия неудачного запуска ракеты. Довольно многие (6%) говорили о взрыве, не высказывая конкретных гипотез о том, что именно взорвалось, – либо совсем в общих словах («где-то что-то взорвалось»; «кто-то что-то взорвал»), либо так или иначе локализуя это событие («взрыв подземный»; «взрыв на вокзале, потому что он рядом»). Среди иных «бытовых» версий – взрыв газа (6%), взрыв автомобиля или автомобильная авария (3%), взрыв на заводе, в котельной, на стройке (3%). Некоторые (4%) связали происшедшее с деятельностью военных либо с катастрофой на военном объекте («взрывали боеприпасы на полигоне»; «взрываются склады со снарядами»), кое у кого (1%) мелькнула мысль о ядерной катастрофе («ядерный взрыв»; «я думал, что взорвался химкомбинат "Маяк", или взрыв атомной бомбы»).

Кроме того, 5% челябинцев сочли, что началась «бомбежка», «ракетная атака», еще столько же – что началась война (один респондент даже «подумал, что НАТО напало»), единицы (1%) предположили теракт.

При этом природные явления «земного» происхождения усмотрели в происходящем совсем немногие: по 1% респондентов упомянули о землетрясении и о грозе (в середине февраля, заметим). Наконец, 4% опрошенных сочли, что наблюдают долгожданный контакт цивилизаций («инопланетяне»; «НЛО»; «пришельцы, тарелка») и 1% – что настал конец света.

Как видим, подавляющее большинство наблюдателей предположили поначалу, что перед ними –техногенная катастрофа либо боевые действия. Тут, вроде бы, напрашивается сентенция о гипертрофированной склонности обитателей современного мегаполиса интерпретировать природные явления как рукотворные. Но не эта ли склонность проявлялась и в доисторические времена, когда природные явления ассоциировались прежде всего с жизнедеятельностью антропоморфных божеств?

Непосредственно, своими глазами видели падение метеорита почти половина челябинцев (47%). Остальных мы спросили, жалеют ли они, что им не довелось наблюдать это зрелище. Жалеют, как выяснилось, немногие: 17% от числа не видевших его (а 76% – не жалеют), причем, как ни странно, доля любителей острых ощущений (каждый шестой) не меняется в зависимости от пола опрошенных и совершенно одинакова во всех возрастных группах. Молодежь, вопреки ожиданиям, не демонстрирует повышенного любопытства.

Кроме того, мы поинтересовались у этих респондентов, как бы они поступили, если бы стали свидетелями происшествия: постарались бы увидеть как можно больше своими глазами или предпочли бы по возможности держаться в безопасном месте? Первый вариант выбрали чуть более трети (36%), второй – половина (49%) данной группы. Но когда тот же самый вопрос задали очевидцам падения метеорита, выяснилось, что они вели себя несколько иначе: 52% свидетелей постарались увидеть побольше, и только 31% – укрыться в безопасном месте. Причем по своим социально-демографическим характеристикам эти группы практически не различаются. Так что вывод однозначен: нравится нам это или нет, но в действительности мы не столь благоразумны, как нам кажется. И любопытство зачастую если не пересиливает, то опережает страх; неслучайно некоторые из респондентов, отвечая на вопрос о своей первой эмоциональной реакции («что Вы почувствовали?»), говорили: «вначале любопытно, потом страшно»; «интерес, удивление – страх был позже». Хотя в целом и те, кто наблюдал падение метеорита, и те, кто лично его не видел, в большинстве своем описывали пережитые эмоции как «страх», «испуг», «ужас». Намного реже говорилось о растерянности, недоумении, еще реже – об интересе, любопытстве, и уж совсем в единичных случаях – о восхищении зрелищем («великолепие летело, что не видел в жизни ни разу»). И все же, повторим, очевидцы чаще бросались к окнам, а не от окон.

Причем любопытно: среди молодых свидетелей падения метеорита (до 30 лет) предпочли укрыться 40%, а среди представителей самой старшей возрастной когорты (старше 60 лет) – лишь 17%. И это не единственное свидетельство того, что «отцы» отреагировали на произошедшее менее нервно, чем «дети». Мы спросили респондентов, вызвало ли падение метеорита панику в их окружении (а известно, что в подобных случаях люди зачастую экстраполируют на окружающих собственную реакцию), и 40% ответили утвердительно, тогда как 57% – отрицательно. Так вот, молодежь и люди «первого среднего» возраста (31–45 лет) замечали панику окрест себя (и, видимо, в себе) гораздо чаще, чем люди «второго среднего» возраста (46–60 лет) и пожилые: 48, 46, 33 и 31% в соответствующих возрастных когортах. И что-то подсказывает: повышенная стрессоустойчивость старших объясняется не тайнами возрастной психологии, а социальным опытом поколений, переживших… много чего переживших.

Чтобы оценить глубину стресса, перенесенного челябинцами, и проследить его последствия в глубинных пластах мировосприятия и мировоззрения горожан, нужны, конечно, серьезные и долговременные наблюдения (надо надеяться, они будут). Но соблазна прикоснуться к этому аспекту случившегося мы избежать не смогли и осторожно спросили: «Некоторых людей такие события заставляют в чём-то пересмотреть свои взгляды, отношение к жизни. А Вы в себе замечаете или не замечаете подобные изменения?» Четверть опрошенных (26%) – замечают, причем среди мужчин таковых лишь 15%, а среди женщин – 35%. Спрашивать о сути, содержании перемен мы все же не решились (не совсем уместным был бы такой вопрос в телефонном опросе через несколько дней после подобной встряски), но для желающих строить догадки отметим: среди неверующих перемены в себе заметили лишь 12%, тогда как среди православных и мусульман – 29 и 26% соответственно.

Однако мы задали еще один «странный» вопрос, призванный выяснить, в какой мере происшедшее воспринято рационально, а в какой – обросло иррациональными (конспирологическими, мистическими и т. д.) интерпретациями. Звучал он так: «Одни уверены, что это событие могло с равной вероятностью произойти в любом месте. Другие допускают, что оно неслучайно произошло именно в Челябинске. Какая позиция Вам ближе – первая или вторая?» Сторонники первой точки зрения, разумеется, безоговорочно преобладают (79%), в особенности – среди неверующих (89%), вторую поддержали 14%. Женщины допускают «избирательность действий» метеорита значительно чаще, чем мужчины (18 и 8% соответственно), а верующие – чаще атеистов.

И тут уже мы задали открытый вопрос – попросили допускающих, что Челябинск «выбран» неслучайно, объяснить, что они имеют в виду. Многие высказывания довольно загадочны. Чуть ли не половина реплик – о ВПК («много военной промышленности»; «Челябинск – это атомный комок: кругом атомные электростанции»; «дали понять, что здесь что-то не так: много промышленности, оборонный комплекс»; «закрытые города») и экологической ситуации («притянули к себе, ядерная помойка в Челябинске»; «такой смог стоит в городе; это экологическая обстановка притягивает»; «загазованность, станции всякие»). Но какая связь между всем этим и падением метеорита, кто «дал понять, что… что-то не так» – высшие силы, космический разум, инопланетяне? Или силы вполне земные? Нарочитая неясность этих высказываний несколько озадачивает, но возможно, ключ к ним дает предельно прозрачная и искренняя реплика одной респондентки: «хочется быть особенной». Наверное, действительно, некоторые просто не могут устоять перед соблазном увидеть в падении метеорита знак избранности – и пытаются угадать ее причины, напропалую описывая своеобразие своего края (еще реплика – «притяжение Уральских гор, много озер, много заводов»).

Вместе с тем, некоторые – но уже совсем немногие – высказываются вполне определенно. Одни считают, что Челябинск получил «знак свыше» («потому что народ не так живет, как надо», «в России людям пора задуматься») или убеждены, что «случайностей не бывает» («все предопределено, божественный план расписан»), другие продолжают сомневаться в том, что произошедшее действительно было падением метеорита («может, это и не метеорит»; «скорее всего, это не метеорит, это какие-то неудачные запуски ракет»). Но и тех, и других – всего по 2–3%.

Наконец, сопоставим ответы челябинцев на два вопроса о последствиях происшедшего с ответами участников общероссийского опроса, проведенного чуть позже. Во-первых, как видим (см. табл. 1), особых следов психологической травмы – по крайней мере, на поверхностном уровне – в городе не замечается: челябинцы лишь чуть чаще, чем прочие наши сограждане, наблюдавшие падение метеорита лишь на экранах и мониторах, говорят, что у них теперь возникли опасения по поводу возможного падения небесных тел.

Во-вторых же, челябинцы не только реже остальных россиян отрицают необходимость создания системы защиты от катаклизмов космического происхождения (интересно, кстати, что стоит за такой позицией – фатализм, мизантропия, непререкаемая уверенность, что все равно все разворуют?), но и намного чаще прочих выражают уверенность в том, что подобную систему надлежит создавать совместно с другими космическими – то есть по преимуществу западными – державами (см. табл. 2).

Что ж, космос периодически напоминает нам о принадлежности к человечеству, об общих интересах и общей судьбе жителей планеты. И челябинцы разглядели этот «знак свыше» гораздо лучше, чем те, кто узнал о падении метеорита на Южном Урале из СМИ.

Но метеориты, слава богу, падают редко, а на небо мы смотрим реже, чем в телевизор…