10 июня 2011 года окончился жизненный путь Юрия Буданова. Он был застрелен на Комсомольском проспекте в Москве. В версиях, трактующих его гибель, недостатка нет. Однако хотелось бы поговорить не об этом. Тем более, что не имея в руках достоверных свидетельств, все поиски «следов» убийцы будут превращаться в досужие спекуляции. Куда важнее обсудить тот набор социально-политических проблем, которые актуализировала эта смерть.

Еще при жизни Юрий Буданов- человек и Юрий Буданов- миф (точнее сказать 2 мифа) сильно не совпадали друг с другом. В российском информационном пространстве своею отдельной жизнью жили «русский витязь, герой без страха и упрека, защитник Отечества и отец солдатам» и «палач, военный преступник, организатор геноцида чеченского народа». Одни были готовы при жизни канонизировать полковника российкой армии, осужденного, лишенного воинского звания и боевых наград, а затем помилованного. Другие были не против свести с ним счеты, о чем говорили, не особо скрывая свои мысли. «Мы найдем возможность воздать ему по заслугам», – заявлял, например, Рамзан Кадыров в 2004 году. На тот момент он был первым вице-премьером правительства Чечни. Как видим, в северокавказской республике по поводу оценки личности опального полковника был консенсус между сепаратистами и представителями официальной администрации.

Однако за скобками этих двух мифов оставался реальный человек и реальная трагедия постсоветской России, разделенной по множеству политических, этнических и социальных признаков. И «чеченский вопрос» был (и остается), пожалуй, наиболее острым и информационно раскрученным. Так получилось (почему- это отдельная тема и не маленькой авторской колонки, а многотомной монографии), но новая российская государственность оказалась зарифмованной с северокавказским кризисом, который в течение двадцати лет существования постсоветской России, государство так и не может разрешить. Не дело политологов и журналистов судить героев и антигероев чеченской кампании. Хорошо если бы это делал непредвзятый и политически неангажированный суд. Но зафиксировать ключевые общественные проблемы, порожденные конфликтом - необходимо.

Некоторые из них прямо таки «кричат о себе». Во-первых, это отсутствие качественной правовой интерпретации двух чеченских кампаний и последующих социально-политических событий на Северном Кавказе. Взять хотя бы отмену режима КТО в Чечне 16 апреля 2009 года. Формально, с терроризмом в республике покончено, а фактически количество терактов за 2009-2010 гг., то есть после официального прекращения контртеррористической операции увеличилось! Вспомним хотя бы атаку на республиканский парламент и родовое село Рамзана Кадырова в прошлом году!

Государство, которое задействовало в решении внутриполитической проблемы армию, должно было позаботиться о том, чтобы все действия офицеров и солдат были бы должным образом регламентированы и введены в правовое поле. Какие жесткие (и даже жестокие) действия армии могли считаться пропорциональным применением силы, а какие должны были трактоваться, как военное преступление? Четкий ответ на этот вопрос не прозвучал ни в 1994, ни в 1999 году, ни через десять лет после начала «второй Чечни».

Между тем, эта проблема относится не к академической юриспруденции, а к самой что ни на есть практике. Иначе не избежать потом избирательного правосудия, в котором соображения пиара и политической целесообразности выходили бы на первое место. «Дело Буданова» - далеко не единственный случай, когда отдельные военнослужащие (не беремся судить, виновны они или нет) превращались в показательно наказанных за ошибки и промахи самого государства. Которое дало приказ «наводить конституционный порядок», но не объяснило, как это делать, не нарушая закон.

Впрочем, «проблема Буданова» (а в той же степени Аракчеева, Ульмана или фаната Егора Свиридова) – это проблема расколотого общественного сознания. Спору нет, разные мнения по различным вопросам, политический плюрализм - это норма. Но абсолютная аномалия, когда участники этнополитического конфликта или стычек на национальной почве превращаются в знамя, которое одни граждане страны несут для борьбы против других.

Государству необходимо сосредоточить свои усилия на выработке основ качественной национальной политики. Не той фольклорно-этнографической и песенно-плясовой, которая есть сегодня, а курса, нацеленного на формирование единой гражданской идентичности для различных этнических групп России. Выработка такого курса невозможна без качественной интерпретации, как сюжетов прошлого (той же Кавказской войны XIX века), так и настоящего. Никаких велосипедов при этом мы изобретать не будем. Достаточно посмотреть на опыт тех же США, которые смогли найти адекватные объяснительные модели и для гражданской войны, и для «индейской проблемы», и для истории рабства. И если эта работа не будет поставлена в актуальную повестку дня, мы обречены на повторение «Манежа» в той или иной форме.