Про корни

Мои родители окончили МЭИ в самом начале 1950-х. Оба очень хорошо учились, но по распределению попали в Златоуст, работали на земле, в электросетях. В Златоусте я и родился. Потом жили в Перми, а с 1962 года — в Туле. Мама родом из Черновиц, а папа из Харькова. Во время войны обе семьи были в эвакуации, жили во многих городах, но в середине 1970-х все оказались в Туле. Бабушка, папина мама, была ассистентом профессора Меркова — знаменитого специалиста по медицинской статистике. Дедушка — врач-эпидемиолог. Мамины родители были большими специалистами по немецкому языку, прекрасными лингвистами и педагогами. Мои родители в середине 1990-х уехали в Израиль, младший брат — в Канаду, он суперпрограммист. Канада все-таки далеко очень, так что встречаемся мы в основном в Израиле, у папы с мамой.

Александр Ослон (на фото) говорит, что пошел в дедушку

Про детство

Среди всей черноволосой родни дедушка был рыжим, как и его дед. И я эту линию — через поколение — продолжил. Эмоционально я не папин и не мамин, а тоже дедушкин. Всегда был такой... сам по себе, всегда были свои увлечения: двор, ребята, приключения какие-то и так далее. Не домашний был. Курить рано начал... Первый раз меня поймали, когда я оставил в песочнице машинку, с которой играл, и пошел курить. А постоянно курю лет с 15. На полгода бросал однажды — не понравилось.

Про учение

В школе у меня всегда было много увлечений, которые приходили и уходили. Играл на гитаре, рисовал, собирал радиоприемники, прыгал в высоту... что я еще делал? Изучал теорию относительности, пытался всем объяснить про пространство и время — но меня считали идиотом. Учился хорошо — в аттестате все пятерки. Папа преподавал в Политехническом, и я пошел туда — на "Автоматику и телемеханику", где делали науку современные, очень умные люди. С 3-го курса уже стал работать вместе с одним из профессоров, заниматься математическими моделями и программировать на ЭВМ, начинал на "Минске-22", а потом прошел по всем моделям.

Про дружбу

Знакомых у меня очень много, а друзей нет. Не склонен близко к себе подпускать. Я на самом деле человек очень увлекающийся, к людям это тоже относится. Есть жена, есть дочка, есть профессия, есть любимый ФОМ. А остальные отношения, дружба и так далее — они как-то приходят и уходят, рассасываются... как магнитное поле. И если что-то среди ночи случится — мало кому есть позвонить, мало... Кстати, надо подумать и такой списочек сделать.

Про любовь

В тульской школе, в 4-м классе, это 1962 год, учительница привела меня и сказала: "У нас новый ученик — Саша... как тебя... Осо..." Я говорю: "Ослон". Все: "Ха-ха-ха!" — смешная же фамилия, правда? "Ну садись к девочке Маше". Вот. А в 1973 году мы с Машей поженились. С тех пор и живем — в этом году будет 40 лет. Как это в голове уложить? Может быть, так: всеми нами — и отдельным человеком, и группой, и массой людей — управляют привычки. Клей, скрепляющий все аспекты жизни,— это привычка, которая... которая, наверное, и есть любовь. 40 лет вместе — даже не верится, что это про нас. Обычно же про такое не думаешь, да? Это как, не знаю... как рука. Вот вы к своей руке как относитесь? Наверное, хорошо. Даже любите ее иногда, особенно когда не болит (смеется). Она ваша часть, привычная, родная. Вот и все.

Про важное

Если смотреть поверхностно, то мою жизнь определяет привычка — привычка читать, придумывать новые идеи, увлекаться новыми проектами. Если смотреть глубже, то это понимание своей идентичности: кто я в этом мире. Я сам по себе — космос. И есть много спутников, которые вращаются в моей вселенной — кто ближе, кто дальше. Было время, когда я идентифицировал себя как человека, который занимается наукой. 15 лет работал в проектном институте, но все эти годы сотрудничал с академическим Институтом проблем управления, с лабораторией, где разрабатывались методы распознавания образов, классификации, снижения размерности, обработки больших массивов данных — то, что называлось Data Analysis, потом Data Mining и, наконец, Machine Learning — обучение машин распознаванию, которое лежит в основе Google, "Яндекса"...

В 1988 году я оказался в Москве, в самом начале возникновения ВЦИОМа — первого института по изучению общественного мнения. А с 1992 года с группой коллег ушел в свободное плавание на корабле под названием ФОМ — фонд "Общественное мнение". На этом наука закончилась, началась практика. Ведь ФОМ — это фабрика опросов. За 20 с лишним лет мы провели их несколько тысяч и достаточно четко сформулировали, чем мы занимаемся и зачем. В начале 1990-х была миссия: открыть мир общественного мнения обществу, которое в те времена имело о себе крайне смутные представления. В конце 1990-х опросы стали компасом — и для власти, и для большого бизнеса. В нынешнем веке это один из многих инструментов, необходимых для поиска, выбора и принятия решений. Но профессиональные принципы ремесла были, есть и не нарушаются никогда: как делается выборка, как формулируются вопросы, как обучаются и контролируются интервьюеры по всей стране, как анализируются, интерпретируются и публикуются данные. И — очень важно — как строятся отношения с заказчиками опросов, среди которых много лиц, принимающих решения, самого высокого ранга. Иногда решения принимаются исходя из опросов, иногда — наперекор. Возьмем выборы 1996 года и 1999-2000 годов, тогда избирательные кампании выстраивались именно по опросам. Или, наоборот, монетизация льгот: решение приняли, игнорируя результаты опросов. Если наши данные действительно способствуют рациональным решениям, я говорю: "Разумно". А если данные отторгаются, не рассматриваются как важный, ценный ресурс, я говорю: "Глупо!" Вот и все. Есть профессия — принимать решения. Моя профессия — другая. И если я буду смешивать себя с теми, кто принимает решения, то стану своим ремеслом заниматься уже под другим углом. Понимаете, делая свое дело, ты либо патроны подносишь, либо пушку наводишь. Я подношу патроны. Поднес, отошел, сел на бугорок, травинку между зубами закусил и наблюдаешь, как пушки стреляют. Не нравится стрельба — не носи патроны. Носишь — делай это профессионально и не лезь к наводчикам с советами. Бывает, что они обращаются за советом сами. Тогда это уже другая профессия и надо это четко понимать. В моей долгой практике было и такое — типа эксперт-многостаночник. Но эти вещи нельзя путать: вот — опросы, а вот — консультации, между ними — забор.

Про успех

Считаю себя успешным, потому что много раз испытывал удовольствие от того, что сделал. Но опросы за 20 лет стали обычным инструментом, поэтому мне интереснее говорить о новых проектах. Вообще, опросы — это пассивная социология, здесь респондент — пассивная фигура. Респондент — без обид — это одноразовое, случайное, заменяемое существо, в котором не предполагаются мозги, а предполагаются вставленные в эти мозги стереотипы. Нам во многих ситуациях надо знать, каковы эти стереотипы, каковы их соотношения на данный момент. "Как вы относитесь к Америке: хорошо или плохо?" "Как вы относитесь к ЕГЭ: хорошо или плохо?" "Как вы относитесь к президенту: хорошо или плохо?" и так далее. Иногда мы задаем вопрос: "Какие проблемы в вашем регионе надо решать в первую очередь?". Но нет смысла спрашивать дальше: "А что вы советуете для решения этих проблем?" и ожидать дельных советов. Это случайные люди, а мы ведь даже в обычной жизни не советуемся с кем попало. Вот так возникает активная социология, где вместо выяснения мнений идет работа над решением какой-то задачи. Здесь вместо респондента возникает участник этой работы, от которого требуется иметь подходящие для этой задачи мозги и уметь их напрягать. Это краудсорсинг, огромное направление, ставшее уже мировым трендом. Активная социология, основанная на краудсорсинге,— это не получение знаний типа "что", как в опросах, а движение к созиданию — получение знаний типа "как". Например, как распространить современные практики здорового образа жизни? Эффективнее всего сделать это с участием тех, кто уже озабочен этим, кто освоил такие практики. На извлечение идей, советов и рецептов из таких энтузиастов и нацелена активная социология. А пассивная — на адекватное понимание существующих представлений. Я уверен, что симбиоз пассивной и активной социологий — залог важных успехов в обществе. И это меня сильно зажигает. А вообще, лично для меня каждый последний успех является предпоследним. Главное не в том, какой он был, а какой он будет.

Про свободу

Я считаю себя свободным человеком в том смысле, что всегда вижу рамки возможного. Вот перед нами стена, вход — только через дверь. В принципе, можно, конечно, взять кувалду и стену сломать. Но тогда я испорчу помещение и напугаю девушек, сидящих за стеной. Всегда есть дверь, иногда несколько. Идти или не идти, через какую дверь, что при этом надеть — мои решения, мое осознание границ и альтернатив в рамках этих границ. Когда нет ограничений, нет стен, когда можно идти в любую сторону — ситуация бессмысленная. Свобода обязательно должна находиться в рамках — физических, законодательных, этических, моральных...

Я не был ни на одном митинге, я наблюдатель. Это позиция. Она ведет не к действию, а к анализу. Например, митинги последних лет. Они связаны с возникновением в стране относительно небольшой, процентов 15 взрослого населения, но очень важной и яркой социальной группы. Я называю их "достижительные", то есть люди, живущие по критерию достижения успеха. Для кого-то это деньги, для кого-то — бизнес, для кого-то — потребление, путешествия, одежда... При этом все они мотивированы на самореализацию, на результат какого-то своего, личного проекта и готовы на пути к этой цели учиться, трудиться и преодолевать препятствия. Но за два с лишним года после кризиса препятствий стало так много, что начались процессы брожения, в одном своем тексте еще в мае 2011 года я назвал их "социальное бурчание". Я просто видел по опросам, выделяя именно людей достижительных, как социальное бурчание нарастает — не только из-за количества препятствий, но и из-за агрессивного характера этих препятствий. Силовики, рейдеры, законодатели, чиновники, судьи, пожарные, бессовестные конкуренты — список длинный... Агрессивная сущность этих препятствий не только в том, чтобы мешать, но и в том, чтобы раздевать и отбирать. Людям, идущим к успеху, мешает архаичная, несовременная окружающая среда. С одной стороны, они ее уже обогнали, с другой — среда их отторгает. Энергетика этих людей достаточно высока, они этакие "пионеры социума". Но наше общество не готово признать их ценность, скорее наоборот. И вот появился повод — именно повод — выплеснуть накопившиеся эмоции. Люди с Болотной, требовавшие честных выборов,— не самые моральные люди, Россия вообще отнюдь не моральная страна. И эти люди на пути к своему успеху много раз в той или иной степени нарушали всякие заповеди. Так что на самом деле на Болотной имелось в виду другое: "Почему нас прессуют? Почему нам так трудно работать и развиваться? Неужели мы не нужны?" Мы видели по опросам, что переломный момент для достижительных людей был в сентябре 2011 года, когда одновременно закончился проект партии Прохорова и было объявлено, что Медведев не идет на второй срок. Оба носители хоть отчасти близкой ментальности: у одного — бизнес-успех, у другого — инновации. И оба сошли с небосвода. Эмоции нескольких миллионов человек совпали, вошли в резонанс и в декабре выплеснулись наружу. Сейчас основная волна переживаний уже схлынула, начался этап адаптации к реальности, расставание с иллюзиями. Чаще всего это пересмотр амбиций, снижение суммарной установки на успех. И, как следствие, рост "недополученного успеха" в масштабах страны. Жаль, конечно. Жаль...

Про веру

У меня своя теория возникновения и существования мира. В моем мировоззрении нет конкретного божества, но присутствует сила, не похожая ни на что известное. Это сила, которая создает эволюцию. Я ее все время вижу и чувствую.

Про страх

Боюсь столкнуться с препятствием, которое непреодолимо. Я же обычно нахожу способ двигаться куда хочу, ограничения всегда позволяют найти оптимальное решение. Но, в принципе, я допускаю, что эти ограничения могут сложиться так, что для оптимального решения места не будет. То есть я боюсь фрустрации, вот чего (смеется).

Про деньги

На что люблю тратить? На новые проекты. Вот выучил слово "стартап" — люблю тратить на стартапы. Если на меня свалится много денег? Честно — я побаиваюсь такой ситуации. Ограниченность в деньгах делает жизнь осмысленной. Будут валяться на дороге — не стану поднимать. Ведь если они окажутся в руках — надо будет все пересматривать, думать, как их тратить. Значит, придется заняться чем-то другим, а мне нравится это, мое. Нет уж, пусть лучше больших денег не будет.

Про детей

Я очень хороший отец, у меня прекрасная дочка. Она меня постоянно радует и удивляет — в ней открываются все новые и новые способности и возможности... Она работала на НТВ с замечательным социологом Вильчеком. Потом консультировала разные компании, в том числе "Ренессанс Страхование", и в какой-то момент перешла к ним на работу — стала реализовывать собственные советы. Но сейчас она думает о другом, и скорее всего меня еще удивит.

Три слова о себе

Я системный. До занудства. Мне всегда нужно договорить: если я решил сказать, то скажу любой ценой. Второе — я жутко изобретательный. Правда! Я комбинирующий, у меня там, в мозгу, проскакивает огромное количество вариантов. Из-за этого мне сложно разговаривать: с одной стороны, слишком много всего, с другой — из-за занудства своего я должен договорить. Еще я наивный. Точнее, сознательно предпочитаю думать обо всем хорошо. Это касается и людей, и ситуаций, и ресторанов... Всегда надеюсь на лучшее, а потом — мать честная, опять двадцать пять! То есть головой-то я знаю, что хорошо не будет, но все равно — жду и надеюсь.