Оно включало экспресс-опросы представителей трех заинтересованных групп.

• руководство вузов (ректоры, деканы факультетов, зав. кафедр), 107 респондентов,
• молодежь в возрасте 18–25 лет, 502 респондента,
• руководители предприятий, 100 респондентов.

Опросы проводились по одной короткой анкете, что позволяет сопоставлять их результаты. Если опросы руководства вузов и работодателей можно с полным основанием считать экспертными, то к опросу молодежи такое определение неприменимо. Учтем, однако, что по степени компетентности в рассматриваемых вопросах (и, стало быть, «экспертности» суждений) выборка молодежного опроса разнородна: она включает как обладателей высшего образования (22%) и студентов (31%), так и тех, кто только собирается в вузы (31%) либо таких планов не вынашивает (14%).

Основные результаты исследования

1. Суждения респондентов об уровне российской высшей школы можно охарактеризовать как умеренно оптимистичные: во всех группах преобладает мнение, согласно которому Россия – если не «мировой лидер» в этой области, то во всяком случае, «передовая страна». Однако и пессимистичные оценки распространены довольно широко: отстающей либо отсталой страной в сфере образования считают Россию 27% молодежи до 38% работодателей (см. табл. 1).

Мнения о степени соответствия отечественной высшей школы требованиям времени – и следовательно о том, насколько насущна потребность в ее модернизации, – разделились весьма показательно. Работодатели, которые «по определению» являются более компетентными «экспертами» в вопросе о степени подготовленности выпускников к реалиям сегодняшней экономики, склоняются к отрицательному вердикту, тогда как руководство вузов (чья работа в известной мере и оказывается объектом оценки) – к положительному Но оптимистичнее всех, как видим, молодежь: в этой группе 65% опрошенных признают российское высшее образование современным, и вдвое меньше (32%) – несовременным. Впрочем, стоит отметить, что оптимизм убывает по мере роста осведомленности: тверже всех уверены в соответствии российской высшей школы требованиям времени те, кто не намерен учиться в вузах (76% при 16% разделяющих противоположное мнение), а менее всех – те, кто высшее образование уже получил (60 и 39% соответственно; см. табл. 2).

2. Что касается конкретных направлений модернизации российского высшего образования, то по ряду вопросов опрошенные близки к консенсусу. Подавляющее большинство респондентов во всех группах согласны как с тем, что оно должно стать более прикладным, так и с тем, что оно должно стать более фундаментальным (см. табл. 3). Не стоит, отметим, упрекать их в непоследовательности: респондентов ведь спрашивали не о том, в каком направлении надо развивать вузы. А между пожеланиями сделать высшее образование более фундаментальным, чем сейчас, и более прикладным, чем сейчас, противоречия нет.

Опрошенные близки к единодушию, когда высказываются за повышение роли интернет-технологий в вузах, за интернационализацию высшего образования, за обязательное участие преподавателей в исследовательских проектах «мирового уровня», за признание востребованности выпускников на рынке труда главным критерием качества образования. Представители руководства вузов несколько чаще прочих высказываются против двух последних пожеланий, но и в этих случаях несогласные остаются в явном меньшинстве (26 и 28% соответственно; см. табл. 4).

3. Как работодатели, так и молодежь почти единодушно высказываются за усиление государственного контроля над качеством высшего образования (88 и 89%). Однако ректоры, проректоры, деканы вузов не склонны разделять столь распространенную веру в благотворность государственного контроля – во всяком случае, когда речь идет о контроле над ними: их «голоса» делятся практически поровну (45% – за усиление контроля, 49% – против; см. табл. 5).

Менее разительное, но тоже вполне наглядное свидетельство конфликта интересов – в распределении ответов на вопрос о целесообразности расширения участия частного капитала в финансировании высшей школы. Если и руководство вузов, и молодежь весьма твердо поддерживают эту идею, то представители самого капитала, работодатели, значительно реже высказываются за такую диверсификацию источников финансирования (см. табл. 6).

4. В других вопросах нельзя говорить о безоговорочном преобладании той или иной точки зрения.

Особого внимания заслуживает тот факт, что несмотря на выраженный, вроде бы, запрос на модернизацию высшей школы, большинство респондентов во всех группах соглашаются с тем, что «нужно осторожнее относиться к новым моделям высшего образования и делать ставку прежде всего на сохранение и воспроизводство традиционных, проверенных методов» (см. табл. 7).

В среде руководителей вузов так считают, как видим, 58% опрошенных, среди работодателей и молодежи – две трети (68 и 69%). Следует, впрочем, подчеркнуть, что самые ярые приверженцы «традиционных, проверенных методов» среди молодежи – те, кто только собираются поступать в вузы (79%) или вообще не планируют этого (81%). Среди нынешних студентов, способных на собственном опыте оценить "проверенные методы, их приверженцев поменьше – 62% (при 38% высказывающихся против), а среди недавно получивших вузовские дипломы – еще меньше (55% при 42% несогласных). То есть в этой подгруппе распределение мнений схоже с тем, которое фиксирует опрос вузовского начальства.

В двух случаях молодежь и руководство вузов определенно склоняются к новациям, тогда как работодатели в большинстве своем проявляют настороженность. Речь идет, во-первых, об установке на индивидуализацию высшего образования, его адаптацию к запросам конкретных учащихся; во-вторых – о развитии дистанционного обучения в качестве альтернативы традиционному высшему образованию. Большинство работодателей, видимо, не уверены в деловых качествах выпускников, которые получат образование дистанционно, равно либо в версии, адаптированной с учетом их индивидуальных особенностей (см. табл. 8, 9).

Стоит отметить, что хотя молодежь в целом склонна приветствовать такие новации, молодые обладатели высшего образования гораздо более скептично относятся к дистанционному образованию (51% – за, 48% – против), чем те, кто только собираются в вузы (74 против 25%).

Наконец, еще один спорный вопрос – о том, следует ли поддерживать в первую очередь лучшие, передовые вузы страны (см. табл. 10). Руководители вузов склонны отвергать такой «элитистский» подход (что естественно – они представляют всю корпорацию, а не только «сливки» высшей школы), работодатели чуть чаще склоняются к нему, но особенно часто высказываются в пользу поддержки сильнейших самые молодые из группы 18–25-летних. Причем прежде всего – те, кто собирается получать высшее образование (72%, тогда как среди окончивших вузы – 50%). Возможно, это говорит в первую очередь о самонадеянности завтрашних абитуриентов.

В целом данные экспресс-опросов свидетельствуют о том, что установка на модернизацию высшей школы широко распространена во всех представленных группах. Но в ряде случаев модернизационная установка «уравновешивается» почтением к «традиционным, проверенным» методам (что, отметим, соответствует тренду, духу времени). Причем, естественно, ревнители этих методов чаще встречаются среди тех, кто вполне удовлетворен нынешним состоянием российской высшей школы. Например, среди считающих, что она «соответствует запросам экономики и потребностям развития общества в ХХI веке», за осторожное отношение к новым моделям и ставку на «проверенные методы» в группе руководителей вузов высказываются 66% опрошенных (против 29%), а среди оценивающих нынешнее высшее образование не столь оптимистично – 52% (против 40%). В других группах эта зависимость выглядит примерно так же.

Кроме того, некоторая настороженность по отношению к инновациям в образовательной сфере диктуется и групповыми интересами, которые у трех категорий опрошенных, конечно, ощутимо разнятся.